Первое, что непременно вспоминаю я, говоря о Кэти, её глаза. Ведь было в них что-то еле уловимо, невероятно грустное, то, что завлекало и отталкивало одновременно. Впрочем, были в них ещё скованность, маскированная беспомощность и даже нездоровость. Отчего? Не знаю. Такой она пришла в этот мир. Такова была её, и только её тайна.
Я познакомился с Кэти ещё тогда, когда она была маленькой девчушкой, и уже в ту пору загадочность характера её обращала на себя внимание. Душа Кэти была чрезвычайно ранима. Стоило рядом с ней произойти какой-либо несуразице, глупости, мелкой, обыденной неприятности и, будьте уверены, Кэти начинала всхлипывать, шмыгая носиком, и, через мгновение, непременно уже ревела горючими слезами. Прохожий, сказавший грубое слово, подруга, под каким-либо предлогом отложившая встречу, наступившая зима, ушедшее лето, запутавшаяся в паутинке бабочка - всего этого вместе и по отдельности бывало достаточно для того, чтобы Кэти опускала голову, прижимала ладошки к лицу и начинала плакать. Ну, а если, не дай бог, поблизости от ней случалось что-то действительно трагическое – девочка исчезала с глаз, забившись в какой-нибудь укромный угол. Туда, где её могли бы найти не раньше, чем через три-четыре часа и на то небольшое время уходила в какой-то далекий и призрачный принадлежащей только ей мирок, в котором она растворялась в водопаде собственных слёз.
В остальном она как будто вела такую же, как наша, обычную жизнь, но лишь «как будто». Училась в школе, иногда гуляла, в одиночестве, опасливо поглядывая по сторонам. Бывало, по какому-либо случаю одноклассники приглашали Кэти на вечеринки. Она приходила, но всегда стояла в стороне, словно отбывая срок необходимого наказания, и при первой возможности убегала прочь.
Я часто видел её в ту пору. На моих глазах из маленькой девочки Кэти превратилась в милую девушку. Она уже училась в колледже. В ней многое изменилось, но только не её тайна. Теперь она рыдала ещё чаще, ещё глубже погружаясь в свой мир, всё дальше удаляясь от окружавших её людей. Кэти навзрыд плакала у телевизора, особенно во время выпусков новостей, а на улице, стоило совсем даже незнакомому человеку бросить на неё взгляд, сдержать слёз у неё уже не хватало сил.
Почему Кэти была так не похожа на всех нас - жизнерадостных, сосредоточенных на общей и личной повседневности? Удивительно, но никто никогда не говорил с ней об этом, не задавал вопросов. Даже, несомненно, её родители. Попросту боясь сделать хуже, они закрывали глаза на все особенности родного дитя. Страдая от бессилия, оставляли дочь в её противостоянии с миром совсем одну.
А среди друзей и знакомых говорить о Кэти было просто не принято. То ли из ложной тактичности больше похожей на безразличие, то ли почему-то ещё, все мы старались не замечать очевидных, но непонятных качеств души нашей общей подруги. Большинство смотрело на Кэти, как на больную, показно либо тайно сочувствуя ей, ничем ни помогая и скорее нанося вред.
Не стану говорить о своих чувствах по отношению к ней, ведь к рассказу о Кэти это не добавит ничего нового. Стоит сказать лишь, что с определённого времени я стал с нетерпением ждать встреч с ней. А потом, решился на разговор.
Я долго выбирал момент, чтобы подойти. Понимая, насколько моя попытка будет для неё неожиданной, искал наиболее благоприятный случай. Кэти стояла как всегда вдалеке от веселившихся на вечеринке друзей и знакомых. Подхватив пару воздушных шариков, бесчисленно скакавших вокруг, словно с букетом цветов, я подошел к ней. Заметив меня так близко, она резко повернулась, и в миг два блестящих от слёз бриллианта её глаз обожгли меня. Мы несколько секунд смотрели друг на друга, я - заворожено и восхищенно, Кэти – испуганно, пытаясь угадать мои намеренья. Как она была прекрасна, как красива и женственна. Собрав остатки своей воли и чувства юмора, улыбнувшись, я заговорил:
"А это вам, девушка", - мои слова прозвучали и чрезмерно иронически, и излишне торжественно. Всё не то и не так! Кэти перевела свой взгляд на протянутые веревочки с шариками, потом взяла их из моих рук, без эмоций, словно выполняя приказ. Снова посмотрела на меня, на миг её глаза изобразили что-то вроде показной благодарности, как и другие эмоции, она давно уже научилась её эмитировать. Потом отвернулась, дав понять, что разговор окончен.
Тогда я положил ей руку на плечо. Девочка вздрогнула так, будто её больно укусили.
"О нет, не бойтесь, Кэти, разве я враг?", - не убирая руки с её плеча, я начал говорить серьёзно, слишком серьёзно, по выученному задавая вопросы, столько времени бережно собираемые мною в памяти ради этой самой минуты. "Кэти, милая.. мне уже так давно нужно с вами поговорить! И спросить.., скажите, что или кто постоянно угнетает, мучает вас? Почему ваши глазки так часто в слезах? Неужели вокруг они видят только плохое, только грустное? Оглянитесь, мир полон радости, полон смеха, любви и добра. Не видя этого, вы словно не живете! Кэти, вы же убиваете себя! Послушайте, Кэти, вы должны немедленно улыбнуться! Посмотрите на эти воздушные шарики, которые вот уже минуту вы держите за веревочки, словно скунса за хвост, словно мину, готовую взорваться и убить вас! А ведь эти шарики такие весёлые - они приносят улыбки и радость! Это мой небольшой подарок, только ради того, чтобы вы улыбнулись. Вы мне очень дороги и поэтому я не позволю вам больше страдать. Улыбнитесь и забудьте о слезах навсегда!"
Пока я говорил, она продолжала смотреть мне в глаза, скорее даже сквозь них, в душу. Не отвела свой взгляд она и тогда, когда я замолчал, не находя слов, которые можно было бы ещё добавить к сказанному и выкрикнутому (в моменты когда музыка из соседней комнаты переходила всякие допустимые пределы громкости).
Ещё мгновение мы стояли и смотрели друг на друга, после - она взглянула на воздушные шарики. И в этот миг лицо Кэти изменилось. Никогда ранее я не видел её лицо таким: неестественно искаженное, оно вдруг стало чужим. Я не сразу понял, в чём дело! А дело было в том, что она улыбнулась. Без сомнения, улыбнулась впервые в жизни. Вначале робкие, первые попытки, но после нескольких неверных движений губами, ей вдруг удалось это сделать как надо. В её первой улыбке угадывалась и теплота, и благодарность, в ней отражалась её душевная чистота и доверчивость ребёнка, которому только что подарили игрушку, о которой он давно мечтал. Вдруг Кэти приоткрыла ротик, и я услышал её смех. Снова ей не сразу всё удалось как следует, но она быстро освоилась и смех её, негромкий, ласковый и искренний, был самой большой наградой для меня в ту минуту. Вначале она смеялась, глядя на шарики, потом – повернувшись ко мне, потом, рассеянно оглядевшись вокруг, рассмеялась ещё громче! И ещё громче. Моё замешательство в тот момент, возможно, стало роковым. Я просто стоял и смотрел, до конца не осознавая, что же происходит. Ещё несколько мгновений и Кэти не могла удержаться на ногах, так как безудержный смех завладел всем её телом. Присев на корточки, опустив голову, она билась в истерике, не в состоянии сопротивляться смеху. Очнувшись от оцепенения, я бережно, обеими руками повернул её лицо к себе так, чтобы снова смотреть прямо ей в глаза. То, что я увидел, было страшно. Своим взглядом Кэти молила о помощи. Мольбой испуганной, беспомощной девушки. Не понимая, что с ней происходит, она, скорее всего, во всем винила меня – человека спровоцировавшего этот кошмар. В считанные секунды от прежней Кэти остались только испуганные глазки полные страха и укора. Все остальные части её тела вдруг стали ей чужими, и она уже не могла даже удержаться на корточках.
Тот её страшный смех, похожий больше на рёв, до сих пор слышу я сквозь годы, словно Кэти все ещё рядом, и её личико, страдающее, поверженное и сейчас прямо передо мной.
Вокруг быстро собралась толпа любопытствующих. Кто-то, наконец, догадался вызвать доктора. Через десять минут подъехала машина скорой помощи и увезла Кэти, всё ещё бьющуюся в конвульсиях неконтролируемого смеха.
На месяцы мир для меня погрузился во мрак, я чувствовал свою вину и свою беспомощность. Я не искал её, потому что не знал, что скажу ей, как смогу снова посмотреть в её глаза. Больше мы никогда не виделись.
Почти через год я прочитал в газете статью о странном случае с молоденькой девушкой, которая смеялась и не могла остановиться. Врачи бились над ней два месяца, но девушка умерла. Не сразу на фотографии я узнал Кэти.
октябрь 2002
|